ПОСТ РАЙСКИЙ И ЗЕМНОЙ

Вот и опять мы можем вместе со всей нашей родной Церковью на добрых сорок дней погрузиться в райскую жизнь. И в этом нет ни капли иронии. Ведь пост – установление изначально райское. Святитель Московский Филарет в проповеди 1845 года в Чудовом монастыре в Неделю четвертую Великого поста говорит:

«Если бы вам сомнительным показалось, подлинно ли Адам в раю постился, то довольно напомнить вам, что вы почитаете постом, и притом немалым, когда вам велят употреблять в пищу только произрастания земли, а мяс и рыб не касаться. Сие самое было постоянным законом райской жизни. Приметьте здесь, что много ли, мало ли, только ближе к райской жизни пост, нежели мясоед.

Но, кроме сего, была в раю особая заповедь поста: от древа, еже разумети доброе и лукавое, не снесте от него (Быт. 2, 17)… Постоянство в ее соблюдении должно было решительно утвердить Адама на пути жизни райской, духовной, небесной; напротив того, прельщение запрещенною ядию, нарушение заповеди дало в нем сильный перевес чувственному над духовным, низвергло его из райской жизни в земную и низринуло бы во ад со всем потомством невозвратно, если бы сего низвержения не остановил и не обратил к возвышению Сын Божий, став семенем Жены и в Своем лице вновь поставив человечество в невыдержанное Адамом испытание, сделавшееся более трудным на земле, нежели было в раю».

Думаю, что многие из нас согласятся с последним утверждением святителя, что на земле поститься труднее, особенно тем, кто труждается и обременен (Мф. 11, 28). А раз так – может быть, ну его, этот пост… Вот святитель Филарет в другой своей проповеди, тоже чудовской, 1855 года, и рисует яркую картину современного ему апостасийного общества <апостасия – вероотступничество. – С. Д.>, в которой легко можно узнать и наше нынешнее состояние:

«Наши предки, может быть, не всегда умеренно пиршествовали в праздник, но в день непраздничный обыкновенно были воздержны и трудолюбивы и строго соблюдали пост; ныне можно нередко встретить людей, которые роскошь прославляют, как добродетель, дни работные проводят в игре и праздности, и оскорбляют святость поста, одни покрывая именем поста несколько измененный вид роскоши <в наше время это тортики с некими «растительными сливками», постное меню в ресторанах, да мало ли что еще! – С. Д.>, другие нередко совсем забывая о посте. Трудно было бы кончить, если бы решиться исчислить, как много набожного, доброго, невинного, скромного из преданий и обычаев отеческих пренебрежено и утрачено, и как много многие приняли чуждых, очевидно неполезных и неприметно клонящихся к вреду новостей. –

– Указать ли на раболепство чуждому непостоянству и нескромности в одежде?

– Указать ли на страсть к искусству Иродиады, сделавшуюся для многих почти законом?

– Указать ли на неизвестное природе лакомство прахом и дымом худородного зелия?

– Указать ли на обычай многих без нужды употреблять чуждый язык..? Может быть, меня обвинят, что обращаю внимание на мелочи?.. Если бы вы услышали обличение: вознесошася дщери Сиони, и ходиша выею высокою, и помизанием очес, и ступанием ног, купно ризы влекущия, и ногама купно играющия, не показалось ли бы вам, что взыскательно преследуется маловажное? Но пророк (Исаия) сквозь сии легкие черты суеты, конечно, усматривает глубокое повреждение нравов…»

Нет, конечно, в филаретовские времена святость поста еще уважали – до того, что в так называемую масленицу «отрывались» как могли. В воскресные дни Великого поста, впрочем, тоже. 11 марта 1849 года митрополит жалуется архимандриту Антонию:

«Я просил у генерал-губернатора защиты святому посту от оскорбляющих его публичным катаньем с гор в постные воскресенья, которое, по словам некоторых, сопровождается и танцами в беседке, и к которому намеревались присоединить еще музыку при горах и иллюминацию. Музыку и иллюминацию он запретил, а прочего не мог, потому что в Петербурге то же делают».

По поводу народной вакханалии на самом пороге Великого поста святитель так высказался в проповеди на Сырной седмице 1835 года, опять-таки чудовской:

«Какой больной стал бы нарочно усиливать свою болезнь сегодня, потому что намерен лечиться завтра?»

А мы и сейчас остаемся вот такими странными больными. И это к нам обращены слова еще одной чудовской проповеди – Великим постом 1847 года:

«На что эта невоздержанность, это преобладание увеселений в преддверии поста? Тысячи христианского народа бегут по следам языческого легкомыслия; и находятся люди, которые о делах легкомыслия, как о достопамятных, повествуют с торжеством и похвалами. Для чего это многолюдство не напомнит себе, что постом несколько сот тысяч ниневитян спаслись от близкой погибели, а весь первый мир, ядущий и пиющий, роскошествующий и веселящийся, поглощен потопом? Для чего и в пост некоторые не довольствуются, или совсем не пользуются, умилительным сладкопением церковным, но идут слушать зрелищного певца и сладострастные звуки или смотреть зрелища, не говорящие, правда, бесстыдных речей слуху, но и не говорящие ничего назидательного глазу?.. Начальство, как детям, снисходительно позволяет вам открытые забавы… Но вы для чего всегда хотите оставаться детьми в вашей склонности к забавам?»

И дальше совет, который можно, конечно, походя обозвать утопическим, но выполнение коего только от нас и зависит:

«Не ходите слушать страстного певца или смотреть обаятеля; дайте себе лучшие упражнения: неблаговременные и недостойные христианской мудрости зрелища закроются сами собою; обаятели разочаруются; пекущееся о благочестии и благонравии народа начальство будет довольно, и христианское общество явится в образе строгого благонравия, достойном времен апостольских».

Вот как! «Скажут: неужели каждый день пост, каждую минуту молитва?» – знакомый, не правда ли, вопрос? Святитель в волоколамской проповеди 1824 года обозначает его и дальше предлагает нам на пользу в постное и во всякое другое время одно из своих золотых правил, как жить:

«Постись в установленное время, но в другое время не будь роскошен и невоздержан, и сохранишь плод поста.

Приходи на молитву в освященные дни и часы, а потом с призыванием имени Божия всякое дело начинай и оканчивай; мыслию и сердцем со благоговением воспоминай о Боге всюду и всегда, где и когда можешь; не говори слов богопротивных и не слушай их; не предавайся мыслям и желаниям нечистым и беззаконным – таким образом во всякое время и во всяком деле научишься сохранять в себе дух молитвы.

Питайся, но не пресыщайся; пей, утоляя жажду и подкрепляя немощь, но не потопляй в вине ума и не угашай духа; приобретай потребности временной жизни законным и честным трудом, но, при попечении о сем, не забывай духовных потребностей и жизни вечной; покайся и не возвращайся на грех; возложи руку на рало, и не обращайся вспять (Лк. 9, 62). Если люди, сами непостоянные и временные, не любят других людей непостоянных, кольми паче неизменному и вечному Господу приличествует постоянное и ревностное служение верою и добродетелию».

В слове в день святителя Николая, произнесенном в 1822 году в Николо-Перервинском монастыре, владыка объясняет нам, что есть христианская ревность, без которой не подъять нам наших подвигов ради Господа:

«РЕВНОСТЬ есть духовный огнь. Как мудрость светит в уме, как любовь согревает сердце, так ревность, сложное действие оных двух сил <мудрости и любви. – С. Д.>, воспламеняет все существо, в котором она есть. Она является в нем напряженною деятельностию, которая все, что может ей покориться, могущественно направляет к своей цели – способное к очищению очищает, смешанное разделяет, нечистое и тленное разрушает, противоборствующее отражает и рассыпает. Так ревность Самого Бога изображает апостол, когда называет ее ревностию огня, поясти хотящаго сопротивныя (Евр. 10, 27)».

И второе неотрывное от поста понятие, нуждающееся в святительском толковании, – это бдение. Из лаврской проповеди 1855 года:

«Каждый из нас бодрствует многие часы в каждые сутки, но это не то бдение, которому Христос Спаситель учит для нашего спасения (Бдите и молитеся, да не внидете в напасть. Мф. 26, 41). Каждый из нас в каждые сутки несколько часов отдает сну, но это не есть лишение бдения.

БДЕНИЕ (христианина) есть отъятие от естественного сна столько времени, сколько можно без расстройства здоровья, и как в сие, так и во всякое время возбуждение души к богомыслию, к молитве, к наблюдению за движениями ума, воли, сердца, чувств, чтобы оные непрестанно направляемы были к истинному и доброму по воле Божией».

Другие святые отцы еще называют это возбуждение души трезвением.

Итак, вернемся к началу нашего разговора о посте, к тому, что невыдержанное Адамом испытание сделалось, по Филарету, «более трудным на земле, нежели было в раю. Таким образом, несоблюдение первым Адамом легкого поста в раю надлежало второму Адаму <то есть Христу. – С. Д.> исправить выдержанием на земли строгого поста и с тем вместе отразить и низложить нашего превозмогшего искусителя. И вот почему Иисус ведяшеся Духом в пустыню, дний четыредесять искушаем от диавола, и не яст ничесоже во дни тыя (Лк. 4, 1 – 2)… Христос, как на Голгофе, так и в пустыне искушения, пострада по нас, нам оставль образ, да последуем стопам Его (1 Пет. 2, 21). После сего можно ли недоумевать, для чего пост? – Он для того, что Христос нам оставил образ поста, да последуем стопам Его».

Заканчивается же эта чудовская проповедь святителя 1845 года, которой мы начали, такими словами:

«Дабы подвизающиеся в посте не погрешали в сем подвиге и немощные в сем подвиге без чрезмерных усилий приобретали плод оного, для сего предлагаю вам добровольно напитать ваш ум постною, но сладкою и питательною церковною песнею <она поется в храмах на вечерне в первый день Великого поста. – С. Д.>:

Постимся постом приятным, благоугодным Господеви. Истинный пост есть не одно уменьшение пищи и пития, но злых отчуждение, воздержание языка, ярости отложение, отлучение похотей, оглаголания, лжи и клятвопреступления: сих оскудение пост истинный есть и благоприятный. Аминь».