В своей книге «Монастырь в миру» протоиерей Валентин Свенцицкий отмечает: «Немощность веры — это немощность духа, это прямое следствие нашей жизненной нечистоты. Там, где благодать, где чудо, пусть разум наш не торгуется с Господом. Верить в чудо нужно всем сердцем и вполне, здесь не должно быть никакой торговли: дескать, одно может быть, другого не может быть. Если сердце будет открыто для того, чтобы усвоить и принять веру в то, что чудо совершается Господом, тогда не будет искушать нас земной разум лукавыми сомнениями. Через веру мы вступаем в особую область бытия, где все законы иные, где законы, действующие в нашем естественно-природном бытии, отменяются, упраздняются, не действуют более, а во всей полноте существует благодатная сила».
Показалось не лишним привести здесь эти строки, так как воспоминания чад — свидетельства особой милости Божией к людям за молитвы старца.
Возможно, лучше всего начать с рассказа о юной матушке Любови. Об этой семье отец Амвросий как-то сказал схимнице Серафиме: «Не бросай ни Любу, ни Веру, ни Надю, ни Софию — никого их не бросай. Господь их знает». (Это та мать Серафима, что пела в храме Пимена Великого.)О любимом чаде батюшки — монахине Любови
Воспитываясь в интернате, с детства мечтала она о монастыре, и окружающий быт представлялся ей неким бледным подобием жизни в обители. По окончании учебы вскоре поступает послушницей в Пюхтицкий женский монастырь, где ухаживает за престарелой матушкой-схимницей. О старцах ей в то время еще ничего не известно. Однажды ранним утром видит во сне, что находится в каком-то благолепном храме и пожилой священник говорит: «Поедешь далеко-далеко, и желание твое исполнится». По мере его приближения она заметила, что лицо его неуловимо меняется, становясь все моложе. Сама она со скрещенными на груди руками подступает к чаше, а когда он причащает ее, то видит его совсем молодым. Матушка схимница предсказывает ей, что через год жизнь ее изменится.
Вскоре начинается очередной виток гонений на монастыри, приходит распоряжение, чтобы молодежь не принимали. Поскольку была она одной из самых юных, мать игуменья отправляет ее в Москву обучаться иконописи. В Москве знакомится она с женщиной, которая привозит ее в Балабаново к батюшке.
Когда он увидел ее в толпе богомольцев, то обрадовался и, подозвав к себе, ввел в дом и целовал в уста. Как некоторые любители кормят птиц изо рта, подобно тому и батюшкина душа хотела напитать своим духом родную ему голубиную душу. Здесь, возможно, следует привести пример из жизни преподобного Серафима. «В Сарове работал лихачевский крестьянин Ефим Васильев. Однажды, подходя к пустыньке, он увидел, как отец Серафим беседовал с молодою девицею лет 16, хорошо одетою, и подумал про себя:«О чем это батюшка беседует с нею? Какие еще наставления идут к ее возрасту?» Когда же он подошел ближе, прозорливый старец мирно сказал ему-«Я ко всему мертв, а ты что думаешь?» Соблазнившийся упал ему в ноги, прося прощения. Да, он был уже мертв, но не могли вместить его живые».
В доме его она увидела на стене фотографию того самого молодого священника, что причастил ее во сне, и, удивившись, подумала: кто бы это мог быть? Батюшка ответил на ее помысел: «А это я в молодости».
Неоднократно впоследствии он говорил, что любит ее как Ангела Божия. Когда после его смерти приехала она в Печерский монастырь, старец отец Иоанн встретил ее такими словами: «Как любил тебя отец Амвросий!»
А при жизни каждое утро батюшка посещал ее семью и приносил всем гостинцы, ей же всегда вручал шоколадку. По свидетельству ее матери, схимонахини Софии, только ей давал шоколад и только ее целовал из всей семьи.
Батюшка вскоре по приезде к нему этой девушки постриг ее в инокини с именем Людмилы, а впоследствии — в монахини с именем Любови. Таким образом и исполнилось ее дав-нее желание (как он предсказал ей во сне). Думается, что видела она это происходящим Б обителях небесных, в храме, где жила душа еГо у Бога, а поскольку возраст всех там примерно одинаковый (молодой), то она и сподобилась узнать его душу такой, какой предстоит она Господу.
Именно ее он посвятил во все необыкновенные случаи милости Божией к нему.
Батюшка часто дарил ей носовые платки, тем самым предсказывая предстоящие скорби и слезы. Когда накопилось много, она сшила из них себе рубашку. Духом узнав об этом, он как-то раз подарил ей свою белую рубаху и сказал при этом так: «Как Илья — Елисею...»
А незадолго до своего переезда в Печоры видела монахиня Любовь странный сон, как будто у них с сестрой выросли бороды. Действительно, взяли их на послушание в Пско-во-Печерский мужской монастырь, где они пели в хоре и имели еще некоторые другие обязанности.
Когда батюшка был жив, благословил ее написать письмо родным в Самару, чтобы все приезжали. Первой откликнулась ее мама и, оставив там дом, все добро и хозяйство, приехала к отцу Амвросию с одной сумочкой под мышкой. Он встретил ее очень радостно и подарил просфорку со словами: «Будешь у нас София!» Матушка не поняла, что таким образом он предсказывает ей схиму, и даже поплакала поначалу, но ее утешили и объяснили, что, наоборот, следует радоваться. Батюшка купил им полдомика по соседству со схиигуменьей Серафимой. Матушка Серафима часто звала их на свою половину ночевать, чтобы не страшно было. Она тоже очень полюбила эту семью, в особенности юную матушку Любовь. Поначалу жили со всеми в мире и в ладу, батюшка часто приглашал их к себе, сварит сам кашу и угощает всех. А впоследствии доброе отношение старца и послужило причиной зависти и преследования со стороны некоторых чад, в первую очередь матери Анимаисы, грозившей, что выколет матушке Любови глаза или даже убьет. Когда появился у нее единомышленник в лице нового священника, то последний видимо для всех трепетал в присутствии юной монахини и из страха во время исповеди только ее заставлял класть два пальца на Евангелие, показывая тем, что подозревает ее в нечестии. Для тех, кому может показаться странным такое искушение, которое пришлось ей претерпеть рядом со старцем, стоит указать на подобный пример Веры Ивановны — письмоводителя отца Иоанна Кронштадтского (впоследствии монахини Иоанны). Вот свидетельство об этом епископа Арсения Жадановского. «Дело было так: на вокзале народ ломился в вагон, куда вошел отправляющийся в поездку батюшка. Вера Ивановна заграждала вход. Кто-то в порыве негодования захлопнул дверь, прищемив ей пальцы. Но гораздо больше нравственных страданий перенесла она из-за той же преданности. Недовольные почитатели отца Иоанна сильно завидовали близости к нему Веры Ивановны и осыпали ее клеветой и ложными доносами. Отец Иоанн, как прозорливый, зная доброе настроение своей письмоводительницы, не обращал внимания на ее «доброжелателей» и всячески поддерживал верную труженицу. ...По кончине великого пастыря, всеми оставленная, она приехала в Москву. Мне пришлось хлопотать об устройстве ее, но нелегко это было, ввиду той человеческой злобы, которая окружала ее».
Когда отец Амвросий совершал постриг монахини Любови, то надел ей параман наизнанку, тем означив, что скорби она будет иметь внутренние, обычно скрытые от постороннего взора. А перед постригом послал в Печоры к отцу Савве. Когда стояла она там на службе в Успенском храме, сзади тихо подошел отец Савва и, поравнявшись, покрыл своей мантией, не говоря ни слова. Матушка поняла это как предсказание пострига, что и произошло по ее возвращении к старцу. Еще раз посетила она отца Савву по благословению батюшки незадолго до смерти отца Амвросия. Он вышел к ней из своей кельи и сразу спросил: «Как там поживает отец Амвросий?» Немного растерявшись от неожиданности, ответила: «Ничего, только ножки опухли». Тогда отец Савва протянул ей черные блестящие торжественные четки: «Это на смерть отцу Амвросию». Еще он дал просфорки: самую большую Богородичную — Старцу, и несколько обычных — для матушек. Когда она их привезла, то оказалось ровно по количеству присутствующих. Отец Амвросий был очень доволен четками и утешился, лицо его стало каким-то особенно спокойным. А монахине Любови отец Савва подарил шоколадку с надписью «Седьмое небо» и улыбающейся Снегурочкой.
В этом месте мне по необходимости приходится прервать обычное повествование, так как в период подготовки к выходу в свет этой книги умерла в Печорах (Псковской области) старица схимонахиня София.
И теперь этот грустный факт дает возможность сказать о матушке несколько добрых слов и вспомнить ее подвижнический подвиг.