Однажды после Всенощной батюшка остался ночевать в сторожке. С ним вместе осталась староста храма Чалова. После ужина она хотела с ним побеседовать, и вдруг батюшка ее и спрашивает:
—    Ты такую-то знаешь?
Отвечает, что знает, да только она уже умерла, а отец Амвросий добавляет:
—    И Чалова с нею.
Та с изумлением:
—    Батюшка, да что вы, Чалова — ведь это
же я!
Он словно не замечает:
—    А этих-то знаешь?
—    Знаю, батюшка, и они тоже умерли.
—    И Чалова с ними.
—    Батюшка, это меня зовут Чалова!
Как бы не слыша, старец продолжает:
—    Такую-то помнишь?
—    Ну а как же, батюшка, помню, хорошая женщина, Царствие ей Небесное.
—    И Чаловой тоже.
Как бы выходя из терпения:
—    Батюшка, да что же вы такое говорите? Чалова — это же я!
До трех раз спрашивал ее старец. Отошла она от него раздосадованная и говорит матушке Агнии:
—    Мать, батюшка, видно, совсем уже состарился, ну надо же! Говорит — и Чалова с ними!
Тут отец Амвросий кричит матушке Агнии:
—    Мать, неси скорее из храма мою епитрахиль и поручи! Быстрее иди, тебе говорю.
Матушка очень удивилась и бросилась скорее исполнять поручение. Когда она прибежала с епитрахилью, то внезапно с испугом заметила из-под двери в комнату тонкую струйку крови. «Кошка, что ли набедокурила?» — подумалось ей. Открыв дверь, она увидела Чалову, лежащую на полу у ног батюшки, изо рта ее текла кровь. Старец накрыл ее епитрахилью и стал читать разрешительную молитву.