Итак, первыми приняты благословения были Царицы Небесной (от образа «Утоли моя печали») и старца Амвросия, портрет которого неизбежно должен был напомнить отроку об их первой знаменательной встрече.
«Внутри обители прежде всего обращает ваше внимание центральный храм — Введенский собор, который окружен со всех сторон кладбищем пустыни. Храм этот в высокой степени красив, изящен, и, когда в нем совершается всенощное бдение, которое продолжается минимум пять — пять с половиной часов; когда слышится удивительно стройное, в высокой степени своеобразное пение оптинских иноков, создавшее себе громкую известность своими оптинскими напевами; красивое чтение кафизм, канонов, — все это вместе взятое заставляет жить душу молящегося совершенно иной жизнью, совершенно другим укладом». Как напишет впоследствии отец Амвросий в своей автобиографии: «Особенно понравилось нам в церкви, там чинно и благоговейно, а пение так полюбилось, что не могу и выразить, не знаю, как передать его красоту и умиление для души...»
В монастыре с 1826 года по желанию братии и по благословению епископа Филарета был введен устав Коневской пустыни, рекомендованный Святейшим Синодом в руководство для всех обителей Российской Империи. Из «Истории Козельской Введенской Оптиной пустыни» известно, что в годы, когда там проходил свое послушание Василий Иванов, «церковная служба... велась по уставу. Пение столповое. В будние дни утреня начиналась в половине второго часа и продолжалась до половины пятого, ранняя обедня с б до 8, вечерня с 5 до 7 часов. В праздники — служба более продолжительная: с вечера бдение с 6 до 11, иногда долее, ранняя Литургия с 5 до 7 часов, поздняя с 9 до 11...»
«Красиво наблюдать жизнь этой обители во всех, даже в самых обыденных житейских подробностях. Кончается Литургия, и все монахи чинно и стройно направляются в трапезную. Все усаживаются за длинные столы; на середину же, на большое возвышение выходит один из очередных иноков и во время всей трапезы читает жития святых».
По прибытии в монастырь постарались паломники отыскать своих земляков, которые приняли их с радушием и добросердечием. «Нас встретили наши земляки, так как к тому времени уже четыре человека из нашей деревни жили там. А на следующий день повели нас к начальнику монастыря отцу архимандриту Досифею. Он принял нас как отец родной. Вышел он к нам в белом одеянии и показался Ангелом небесным... Сейчас же благословил своему келейнику отцу Иоанну Авдулову, регенту, показать нам все монастырские достопримечательности, а потом к нему явиться: «Ну вот и хорошо, что приехали — поживите, посмотрите, как живут в монастыре, а если не понравится, то дам вам денег на обратную дорогу». И отец Иоанн водил нас везде и даже на дачу ходили, и нужно сказать, что всюду было чинно, хозяйственно и благодатно, чего, пожалуй, и не увидишь в мирской жизни».
Вспоминая имя архимандрита Досифея, не лишним будет привести о нем слова схиархимандрита Агапита: «Известно, что, по кончине Старца Амвросия, доходы монастырские сократились так, что обитель должна была входить в долги. К концу жизни отца архимандрита Исакия долгов на обители было уже тысяч десять (большая очень сумма по тому времени — прим. авт.-сост.), если не более. И только благодаря опытности и хозяйственной распорядительности вступившего по смерти отца архимандрита Исакия в управление Оптиною пустынью архимандрита Досифея, скончавшегося 31 марта 1900 года, обитель освободилась от долгов»2.
«Говоря обо всем, нельзя обойти молчанием братское кладбище пустыни... [оно] отличается тем, что на памятниках его, на железных плитах, в статных чертах отмечены все характерные особенности добродетелей и служения похороненного. Читая эти надписи... есть чему научиться, есть о чем задуматься, есть над чем умилиться!»